Было нарисовано для Духа: Капитан Прутик

[Брысь Длиннохвост]

Пааажалсте: Арбориниус Верджинникс, пират, рыцарь, посрамитель Хрумхрымса, погубитель Старого Санктафракса и всё такое прочее =З

Каааароче: Капитан Прутик





Ну, да, не могла просто так нарисовать =З Без Жилочки не интересно =Р

И ваще, кто сказал, что люди и тролли не скрещиваются? Ведь появился же как-то Рук Горлодёр Плут Кородёр!

---

О Галеонах, не могу не поделиться радостью =)

[Брысь Длиннохвост]

Читаю я, значит, 3-ю главу Галеонов. Там дядька Верджиникс старший проникновенно рассказывает о том, в честь чего он поссорился со старшиной Камбалой Смилом. И попутно вспоминает былые деньки, как всё было хорошо. И у него, и у его друга Линиуса.



Диалог:

Верджиникс-старший: Да... мы были полны надежд и планов... И я, и Линиус... Квинт, сынок, какими же дураками мы были!

Квинт: Ничего вы не дураки! Вы просто неудачники!







В оригинале он сказал "Вам просто не повезло..."

---

"Каменный Пилот" - продолжение

[Ксант Филатайн]

Глава 2.

Волки.



Я медленно обернулась, едва осмеливаясь дышать, и упёрлась взглядом в два горящих жёлтых глаза. На дальнем конце прогалины стояла огромная серая тварь с ушами, украшенными кисточками, и сверкающими клыками. Пышная белая грива вокруг её глотки поднялась дыбом, а мощные лапы напряглись, готовясь к прыжку. Не в силах отвести глаз от жестокого взгляда огромного белогривого волка, я медленно попятилась прочь прямо на дрожащих коленях.

Из леса за спиной у рычащего хищника донёсся чудовищный вой остальной стаи, учуявшей кровь. В следующий миг волк прыгнул - а за ним выскочил второй, третий, четвёртый… Они вылетали на сумрачную прогалину в облаке пыли и кружащихся листьев. Я испустила дикий визг и свернулась в плотный клубок, ежесекундно ожидая, как в меня вонзятся их жуткие клыки.

Вместо этого прогалина наполнилась отвратительным ворчанием и хрустом. Дикие волки набросились на тело Мигуна, моего любимого щенка. Я не могла вынести этого зрелища и, поднявшись на ноги, бросилась сломя голову обратно в подлесок, подальше от ужасного места.

Я бежала, бежала, пока моя голова не потяжелела, лёгкие не запылали, а сердце не начало разрываться. Я перепрыгивала через ручьи и упавшие деревья, огибала колючие кусты и валуны. И пока я неслась, паника неудержимо росла в моей груди.

Я была одна-одинёшенька в этом пустынном и страшном мире, полном длинных колючек, которые исцарапали и искололи мои плечи и спину, странных растений и ягод, которые источали острые пьянящие запахи, когда мои ноги давили их. И самым худшим из всех ощущений было ощущение ветра на моём лице – ветра, заставляющего задыхаться, вышибающего слёзы, ворующего воздух у меня изо рта.

Наконец силы совершенно оставили меня, и я шлёпнулась на лесную почву – ободранная, исколотая и полумёртвая от усталости. Я жаждала спрятаться, просочиться сквозь землю, чтобы скрыться от кошмарного открытого пространства Навершья. Пальцы мои царапали и скребли грунт, от которого немедленно поднялся омерзительный, тошнотворный запах, заставивший меня подавиться.

Позади, за деревьями, слышался приближающийся ворчливый рык и возбуждённое повизгивание волков, идущих по моему следу. Ну, значит, ждать недолго, и скоро меня разорвут на куски, как Мигуна, думала я, заливаясь горючими слезами.

Хрусь! Хрусь! Хрусь!

Внезапно за мной послышался хруст веток. Я оглянулась через плечо и увидела, как ко мне, просачиваясь сквозь густой подлесок, словно вода сквозь песок, подбираются четыре волка. Их глаза пылали красным, их перепачканные кровью носы фыркали, а их языки, с которых капала слюна, болтались поверх похожих на сабли клыков. Я слышала их, пыхтящих и слюнявых, несущихся сквозь подлесок. А когда волки ещё приблизились, я даже смогла почуять их. Затхлый запах их шерсти. Тошнотворную вонь тухлого мяса в их дыхании…

Я зарылась лицом в ладони, зажмурила глаза и чуть не задохнулась: почва подо мной воняла хуже волков.

- Йярррроуууууу!

Отчаянный вой тупым ножом разрубил воздух, и по моей шее и позвоночнику побежали мурашки. Я оглянулась, но сначала даже не поняла, что именно произошло.

Волк летел!

В следующую секунду послышалось свистящее «шшурх!», и краем глаза я заметила зелёную вспышку. С бешено колотящимся сердцем я повернулась и увидела длинный зелёный ус, оборачивающийся вокруг живота второго волка – раз, два, три! – и отрывающий его от земли. Завывая и скуля, зверь взлетел в воздух вслед за своим злополучным приятелем и исчез в лесных тенях.

Я застыла на несколько мгновений, глядя туда, где только что реяли в воздухе два преследователя. Оставшаяся пара волков испустила пронзительный визг, развернулась и дунула прочь что есть мочи. Тогда я медленно поднялась на ноги и огляделась.

Я стояла на поляне, покрытой землёй тёмно-красного цвета. Повсюду виднелись белые крапины, которые мне показались сначала камнями, но при более внимательном рассмотрении обернулись костями. В центре поляны стояло колоссальное дерево, чьи корни вонзались во внушительную гору черепов, рёбер и мослов. На величественном стволе пульсировали блестящие бугры и нелепые наросты, а на самой макушке, там, где простирались огромные ветви, воздух наполнялся скрежетом тысяч острых треугольных зубов.

- М-мать наша, дуб-кровосос… - прошептала я в благоговейном страхе, опускаясь на колени перед священным деревом.

То, что я видела после, до сих пор наполняет меня ужасом и отвращением – стоит только об этом вспомнить. Оба волка болтались в воздухе, сдавленные смертоносными объятьями смоляной лозы, чьи толстые корни глубоко вонзились в пульсирующий ствол хищной хозяйки. Тонкие, как плети, усы лозы высоко подняли невезучих зверей, и теперь те болтались над огромной распахнутой пастью плотоядного дерева. Несколько секунд они раскачивались, извиваясь, выкручиваясь и издавая ужасные крики. А потом лоза изогнулась в спазме и сбросила волков в широко раскрытую утробу дерева.

Послышался леденящий душу хруст, и через пару мгновений из пасти дуба-кровососа извергся фонтан крови и костей. Наросты и и бугры на стволе жадно всасывали полившуюся ручьями кровь, и всё дерево пульсировало и содрогалось в отвратительных конвульсиях.

Я знала, что в этот момент глубоко подо мной, в Великой Пещере, купол его корней засиял красным, корни наполнились кровью и набух священный поильный корень. Когда я жила в внизу, в прекрасной сияющей пещере, я и не представляла себе, насколько кошмарной бывает картина, разворачивающаяся в Навершье каждый раз, как насыщается дуб-кровосос – а ведь именно от этого насыщения зависела каждая Кровавая Церемония. И впервые на меня нахлынула страшная тоска. Та тоска, с которой я живу и по сей день.

А в тот момент, стоя перед священным дубом-кровососом, я желала всё забыть, вернуться в родную пещеру, к любимой маме, и стереть из памяти все мысли об ужасном Навершье. Ведь мама сказала, что я изменюсь, когда стану злыднетрогом. И, замерев посередь страшной поляны, испуганная и одинокая, я жаждала этого больше всего на свете.

Потом медленно огляделась, призвав всю свою выдержку. Я знала, что прямо подо мной находится Великая Пещера Трогов. А это значило, что вход в тоннель находится где-то неподалёку. Я обвела поляну взглядом, отыскивая медную сосну. Наконец, мой взгляд нашарил в отдалении ветви цвета червонного золота, выделяющиеся на фоне окружающих их сыроив.

Я опрометью бросилась туда и бежала, как никогда не бегала прежде – задыхаясь, с растрёпанными волосами, развевающимися за плечами. И когда я достигла края поляны, я увидела впереди другую прогалинку, залитую солнечным светом, и стоящую там медную сосну, и тёмную дыру под её корявыми корнями.

- Тоннель, - выдохнула я.

Перепрыгнув торчащий валун, перебравшись через вспученные корни деревьев, протолкавшиеся через грунт на поверхность, я поспешила туда. Мимо колыбельного дерева, мимо пышно цветущего бубенечника… Неожиданно прогалина, залитая светом позднего дня, оказалась прямо передо мной. Я бросилась через неё с чувством закипающей радости в груди. Ведь так близко – только руку протяни – под корнями медной сосны находился вход.

- Мамочка, - выдохнула я, с трудом делая последние шаги, - я иду!..

Но не успела я пересечь прогалину, как дунул сильный порыв ветра, и два волка выступили из теней наперерез. Они заступили мне путь, скаля клыки и вздыбив белый мех на загривках.

Я шарахнулась и остановилась, испустив отчаянный крик. Потом безнадёжно огляделась.

Ещё четыре волка появились с разных сторон прогалины: один слева, один справа, и двое сзади. Стая окружила меня. Снова я смотрела в жестокие жёлтые глаза, пока твари приближались, сжимая кольцо, словно затягивая аркан.

А потом, сквозь низкое гортанное ворчание волчьих глоток, я услышала иной звук. Высокий. Металлический…

Дзиньк! Дзиньк! Дзиньк!

---

Танец

[Брысь Длиннохвост]

Квинт и Марис =) Очередные =)

Рисунка

---

Спасение корабля

[Брысь Длиннохвост]

Ну не могла удержаться и не обстебать эту тему =З

Ксанька вчера вопил, что это слишком пошло, а я так не считаю. Имхо, такое вполне могло быть на каком-нибудь из кораблей. И это одна из причин, что в пираты в основном мужиков берут =Р

Хе-хе-хе! =З

Короче, Спасение Летучего Корабля:

Стр 1

Стр 1

Стр 2

Стр 2

---

Речёвка.

[Ксант Филатайн]

Правило Шакала Ветров:

"Если что-то надо Лиге,

Мы покажем Лиге фиги!"



(сочинили мы с братом)

@настроение: ^____^

---

"Вольная Пустошь", гл. 6

[Ксант Филатайн]

Ну вот, наступив себе на горло и переборов своё отношение к некоторым шрайкам, я её добил, и вывешиваю целиком. Извините, что кусками будут повторы. В конце концов, их ведь можно промотать. ^_^'





Глава 6.

Сумерки.



1. Дворец Мастеров-Литейщиков.



Хамодур Плюнь потёр руки с паучьими пальцами, и его тонкие губы расплылись в неприятной улыбке. Он всегда радовался в это время суток.

Горны были только что загружены топливом на всю ночную смену вперёд, и лес высоких труб начал изрыгать густые облака едкого дыма, окрасившего чуть тронутое вечером небо в сверкающий красный цвет. Изнурённые колонны чернорабочих тяжело шагали к низким баракам без стен, чтобы перехватить несколько часов такого необходимого сна посреди непрерывного грохота свёрл и молотов, летящего из кузнечных цехов. Этот шум почти заглушал стоны и жалобы ночных рабочих, которые, толкаясь, шли к станкам и горнам.

Главный Мастер стоял на верхней галерее Бухгалтерии – высокой, прочной деревянной башни на западном краю величественного и украшенного резьбой Дворца Мастеров-Литейщиков. Миллионы его окон были покрыты сажей снаружи и даже внутри, что безусловно несколько портило его практически безупречный вид.

Ряды закопчённых труб, чёрными пальцами уперевшихся в полыхающее кровью небо, тянулись настолько, насколько хватало взгляда. Ниже пылали горны, отбрасывавшие причудливые тени на штабели брёвен, предназначенных им на корм. Топки казались глазами тысяч лесных демонов, играющих с Хамодуром в «гляделки». Шум, беготня и работа стояли столбом подобно дыму плавилен – вот за это Главный Мастер и любил вечерние сумерки. В то время, когда одна смена шла на отдых, а другая вставала на работу, суета на Опушке Литейщиков достигала своего пика. Вскоре её должна была сменить ночная какофония ревущих литейных цехов, стучащих молотов и гудящих топок.

Хамодур провёл костлявым пальцем по перепачканному сажей стеклу и поправил очки в стальной оправе, вечно съезжающие по длинному носу. Это место не всегда было таким, о нет! Когда он, Хамодур Мракковей Плюнь, впервые прибыл в Дремучие Леса много лет назад, Опушка Литейщиков была не более чем обычной лесной кузницей, где ковались безделушки да котелки для кочевых гоблинских племён и редких странствующих шраечьих банд. Амбициозная молодёжь из Лиги Литейщиков говорила, что Плюнь сошёл с ума, хороня себя заживо в Дремучих Лесах, но он лучше них понимал, в какой золе следует искать злато.

Уголки Хамодуровых глаз скрылись в весёлых морщинках, когда он усмехнулся, вспомнив былые времена. Сколько же воды с тех пор утекло, и всё к лучшему – ну, по крайней мере, к лучшему для него.

Каменная чума положила конец воздухоплаванию, навсегда изменив торговые пути Края. Неповоротливые суда Лиг больше не возили прекрасные товары из цехов Нижнего Города в Дремучие Леса, и не возвращались оттуда с драгоценной древесиной и прочим сырьём. Корабли воздушных пиратов больше не бороздили небеса и не охотились на богатых купцов. С тех пор, как чума одержала победу, все товары перевозились только по земле. И это, как подметил Хамодур Плюнь, оказалось прибыльным дельцем.

А когда шрайки взяли под контроль Дорогу через Великие Топи, Лиги Нижнего Города были вынуждены платить огромные налоги за право торговать с Дремучими лесами. Цены на их товары начали быстро расти, и в результате горожане завысили их настолько, что торговля пошла на спад. Хамодур Плюнь живо сообразил, что нельзя упускать шанс заполнить образовавшуюся брешь, и перехватил рынок в свои руки. Опушка Литейщиков, не зависящая от жадных шраек, процветала.

Вскоре это уже была не одна, а множество полян, плесенью расползающихся по бескрайним Дремучим лесам. Её влияние увеличивалось с каждым днём. Если бы не удача Опушки Литейщиков, то и Гоблиново Гнездо ни за что бы не разрослось до нынешних размеров. И что гораздо важнее, хотели гоблины того или нет, но они теперь полностью зависели от знаний и умений Мастеров-Литейщиков Хамодура Плюня.

Да, славные настали деньки, подумал Хамодур. Но он не собирался останавливаться на достигнутом. Нет, ни на миг. Кто встал – тот в самодовольстве погряз и отстал.

Вот, например, шрайки из Восточного Посада. Они бездельничали и грели лапы на купцах из Нижнего Города, убивая двух снежариков одним махом. А теперь, если сообщение от господина делового партнёра правдиво, с ними покончено, как и с Нижним Городом.

Что касается самогó Главного Литейщика, он не собирался сидеть сложа руки. Он вынашивал планы – великие планы, монументальные планы. Планы, которые могли бы навеки изменить облик поселений в Дремучих лесах. Он жаждал всего: территорий, богатства, власти.

Мужчина обернулся и окинул взглядом ровные ряды столов из свинцового дерева, тянущихся от него в глубину тёмного зала. И за каждым из них сидело по согбенному писцу, заляпанному чёрными чернилами. Среди них были и кучкогномы, и тролли-несуны, и гоблины всех пород и мастей. И все усердно скрипели перьями, подсчитывая партии топлива, добычу руды, нормы выплавки и продукцию цехов. В воздухе висело жужжание и стрекот, как от колонии лесных сверчков – это пятьсот перьев царапали по пятистам кускам грубого шероховатого пергамента.

Среди этого скрипа, как запятые и восклицательные знаки, то и дело раздавался сухой скрежещущий кашель, встречавшийся только на Опушке Литейщиков. Здесь его называли литейной чахоткой. От неё страдали все, кто дышал мерзким, задымлённым воздухом. Писцы, сидевшие на верхних галереях Бухгалтерии, ещё легко отделались – в отличие от рабов, которые трудились у печей-плавилен. В среднем те выдерживали пару лет, прежде чем напрочь выкашлять свои собственные лёгкие.

У Хамодура Плюня давно вошло в привычку надевать маску при посещении плавилен. Всё остальное время он предпочитал находиться в высоких башнях и верхних залах дворца, где было значительно легче дышать. Однако даже сам Главный Мастер был подвержен редким приступам кашля. От чахотки просто нельзя было уберечься. Почуствовав, что глотку начало драть, словно бы там застрял кусок наждака, мужчина сунул руку в карман мантии, вытащил оттуда маленький пузырёк, откупорил его паучьими пальцами и поднёс к губам.

Едкий сироп скользнул по языку и прокатился в горло. Жжение тут же утихло. Хамодур вернул закупоренную бутылочку в карман, снял очки и принялся их суетливо протирать огромным носовым платком.

Хвала могущественным лекарствам Дремучих лесов и троллям-балаболам, которые их изготавливают, подумал Хамодур. У него было десять персональных червеглазых аптекарш в собственном распоряжении. Как это, должно быть, порадует господина делового партнёра!

- Прошу прощения, сэр Главный Мастер, - нерешительно окликнули сзади.

Плюнь поднял взгляд и привычным жестом нацепил очки. Перед ним стоял Кнопка Хрум - пожилой приказчик с измученным лицом, - и озабоченно хмурил брови.

- Да-да, - нетерпеливо огрызнулся Плюнь. – Чего тебе?

- От Шрама Секиры прибыла последняя партия чернорабочих, - ответил Хрум.

У Хамодура сузились глаза:

- Так, и?..

- Боюсь, их всего пять дюжин, - отозвался приказчик. – И все они – гоблины- вислоухи…

- Вислоухи?! – громко возмутился Плюнь. Его лицо побагровело, и приступ кашля вновь навис, как буря, угрожая разразиться в любую секунду. – Сколько раз я должен ему повторять? Нам нужны молотоголовые или плоскоголовые гоблины – сильные, живучие, - а не эти вислоухие раззявы-пахари! – Хамодур ткнул Кнопку в грудь. – Значит, так. Пока мы не опробуем их в деле, счёт Секиры считается неоплаченным. И если окажется, что они не тянут, ничего ему в кредит не продавать! Понятно?

- Да, сэр, - ответил Хрум голосом, переполненным смертельной скукой.

Хамодур Плюнь отвернулся, потёр рукой закопчённое стекло и уставился в темноту. Там, внизу, брели под конвоем робкие смиренные гоблины, выстроенные цепочкой в пять колонн. Их головы были понурены, босые ноги шаркали по грязному лагерю.

Несомненно, это были вислоухи. Их странные кривые уши торчали врастопырку, и для пущей красоты в них болталось множество тяжёлых позолоченных колец. Но Хамодур предпочёл бы увидеть вместо них розовоглазых или чешуйчатых гоблинов, свирепых в бою и упорных в труде, чем, к примеру, тех гоблинов-пузанов, которых Секира попытался ему всучить в прошлый раз.

- Хм! Я полагаю, что эти будут получше предыдущей партии, - раздражённо сказал Плюнь. – Однако, этого совершенно недостаточно.

- Конечно, сэр, - отозвался Кнопка Хрум, заискивающе складывая руки. – Но что тут поделаешь?

Хамодур хлопнул кулаком по столу, отчего все писцы как один посмотрели на него, в ужасе подняв брови и нервно покашливая.

- Это недопустимо, - воскликнул Главный Мастер. – Это совершенно недопустимо! Кто-то должен работать у плавилен. Сейчас это важно как никогда. Я не позволю, чтобы всё, что мы тут создали, рухнуло от нехватки рабочих рук. Может, тут кто-нибудь жаждет в ближайшие дни постоять у топки? – он снова сильно ткнул в грудь сжавшегося приказчика. – Мне нужно триста работников. Хороших работников! Упорных работников! И я хочу их тут видеть не позже, чем к концу следующей недели. Ты слышишь?

- Да, сэр, но…

- Ежеобразам будете говорить «но», господин Хрум! – перебил его Хамодур. – Когда станете погонщиком возов. Вы ведь не хотите им стать?

- Нет, сэр, н…

- Если Шраму Секире нужны наши безделушки, то он обязан платить за них! – рявкнул Плюнь. – А наша цена – гоблинский труд! И сейчас она растёт, так ему и передай. А теперь проваливай!

Кнопка Хрум повернулся и побрёл в сторону двери мимо рядов кашляющих и скребущих перьями писцов, тихонько ворча себе под нос. Хамодур Плюнь проводил его долгим взглядом, и на его губах заиграла тонкая недобрая улыбка.

- Три сотни работников, Хрум. Не разочаруй меня, - сказал он вслед приказчику. – Или встанешь к топкам, грузить свинцовое дерево, а урок тебе назначат вдвое выше обычного. Ты и пяти минут не протянешь!

Когда Хрум бесшумно закрыл за собой дверь, Плюнь вновь одарил вниманием окно. Хотя солнце село совсем недавно, но Опушка Литейщиков, постоянно задёрнутая плотной пеленой смога, уже погрузилась её во тьму. У бараков для рабов переписывали последних вислоухов из новоприбывших.

- Шестьдесят жалких гоблинов, - прошептал Хамодур. Этого едва бы хватило для обслуживания пяти плавилен, а их у него было двадцать пять.

Мужчина покачал головой и посмотрел поверх великой Опушки Литейщиков туда, где простирались далёкие Дремучие леса. Там, далеко на севере, лежала Вольная Пустошь. Хамодур Плюнь улыбнулся, и его мелкие острые зубы блеснули в свете ламп.

- Вольная Пустошь, - промурлыкал он. – Так называемый луч света и надежды… - его губы глумливо искривились. – И неисчерпаемый источник рабов.





2. Главный Клановый Дом длинноволосых гоблинов.



- Так вот он какой, Шрам Секира, да? – спросил Увалень, стараясь хоть что-то разглядеть поверх голов других гоблинов, толпящихся впереди.

- Как он хорош в своей мантии из шраечьих перьев! – отозвался его брат, Счастливчик. – Говорят, их надёргали по перу от разных шраек.

- Эй, сзади, заткнитесь! – зло прошипел чей-то голос. – Слушать не даёте!

Увалень и Счастливчик замолчали. Такие важные собрания должны были бы посещать старшие братья, но их, всех шестерых, недавно угнали в рабство на Опушку Литейщиков. А поскольку близилось время жатвы, все занимались только ей, и явиться на сходку больше было некому. Но оба паренька меньше всего желали оказаться вывернутыми наизнанку каким-нибудь дюжим молотоголовым гоблином на первой же Клановой Встрече.

- Извините, господин, - Увалень почтительно приподнял свой капор и подтолкнул брата, чтобы тот сделал то же самое.

Молотоголовый не обратил на них внимания.

Увалень и Счастливчик Копуши были гоблинами-пузанами из клана вислоухов. Они носили жатвенные капоры из соломы и характерные перевязи для круглых брюшек. Это сильно отличало братьев от воинственных гоблинов, среди которых они стояли и которые внушали им благоговейный страх.

Братья находились в центре безбрежной толпы, которая собралась вокруг огромного здания без стен - Кланового Дома Длинноволосых. Гоблины всех пород скучились так плотно, что ни охнуть, ни вздохнуть. Здесь собрались гоблины плоскоголовые и молотоголовые, розовоглазые и чешуйчатые, длинноволосые и пучковолосые, кривозубые и пилозубые, и даже гоблины-всегрызы.

Внутри Кланового Дома, на высоком помосте, поглаживая плащ из перьев шраек, восседал Шрам Секира - длинноволосый гоблин, предводитель Гоблинова Гнезда. С высоты резного деревянного трона, стоящего на груде черепов покойных старейшин Клана, он созерцал поднявшихся на помост и почтительно склонившихся предводителей четырёх других кланов.

Первым удостоился взгляда Гнилокорень Жвалозуб, старейшина клыкастых гоблинов. Его массивные клыки блестели, жёлтые глаза казались бесстрастными. Он был предводителем одного из самых больших кланов, и на его лице, за тонкой подёргивающейся улыбкой, постоянно жило выражение угрюмого презрения.

Следом за ним стояла Литтаг, командир молотоголовых гоблинов и внучка старого наёмника, генерала Титтага из Нижнего Города. Несмотря на молодость, она уже могла похвастаться изрядным количеством боевых шрамов, как и подобало главе самого воинственного клана Гоблинова Гнезда.

Позади неё сидел, сгорбившись, Мурмяул Седой, предводитель гоблинов-вислоухов и удивительно проницательный старик. Несмотря на то, что вислоухи были самыми миролюбивыми из всех кланов, они были и самыми многочисленными, и потому Мурмяулу грех было бы жаловаться на недостаток уважения.

То же касалось и толстухи Матушки Сладколизы II, старейшины всех гоблинов, живущих колониями. Она говорила от имени сиропщиков, древесников, пауконогов, утконосов - всех тех, кто отвечал за производство таких вещей, как медвяный сироп и росистое молочко, верёвки из волосатого дерева и колыбельные червяки. Пять подбородков Сладколизы вяло заколыхались, когда она подняла тяжёлую голову и спокойно встретила острый взгляд Шрама.

Секира взмахнул волосатой рукой. Его слово - слово предводителя длинноволосых гоблинов и господина всех кланов - было законом. Однако он знал, что без поддержки остальных четырёх кланов Гоблиново Гнездо распадётся и вернётся к прежнему существованию кочевых воюющих племён. А этого никто не хотел.

- Конечно, я понимаю, что происходит, - сказал он, и толпа подалась ближе к Клановому Дому, стараясь уловить каждое слово. - Твоё племя вислоухих заплатило огромную цену, снабжая рабочими руками Опушку Литейщиков, и это была оплата копий, плугов, кухонной утвари и всего того, что никто из нас не в состоянии изготовить.

- Скажи лишь слово, и мои отряды немедленно выступят. Опушка Литейщиков захлебнётся в крови, подавившись собственной сталью! - воскликнула Литтаг, прищёлкнув костлявыми пальцами.

Шрам покачал головой.

- Литтаг, Литтаг, - устало произнёс он. - Ну сколько тебе можно повторять? Использовать силу против Опушки - что за неостроумная шутка? Хамодур Плюнь и его Мастера-Литейщики предпочтут сдохнуть, но не выдать нам секреты своих кузниц и мастерских. И что тогда мы будем делать? Сидеть в обнимку с бесполезными механизмами, которыми никто из нас не умеет пользоваться? Нет, если мы хотим преуспеть, мы вынуждены платить цену, которую нам назначают Мастера-Литейщики...

Подвешенные к балкам соломенной крыши скелеты предыдущих старейшин закачались под порывом ветра, мелодично перестукиваясь.

- Но почему только мы должны платить? - проквакал Мурмяул Седой, обращая молочные глаза свои к потолку.

- Потому что вас слишком много, - мерзко хмыкнул Гнилокорень Жвалозуб.

- А молотоголовые и плоскоголовые не станут раздувать горны! - свирепо огрызнулась Литтаг. - Мы воины!

Стоявшие вокруг Увальня и Счастливчика молотоголовые и плоскоголовые гоблины хором заусмехались и хвастливо выставили напоказ тяжеленные палицы и копья.

- Но мы не можем продолжать в том же духе, - провозгласил тяжёлый, подрагивающий голос матушки Сладколизы, сорвав улыбки с лиц.

- И не будем! - рявкнул Шрам, вскакивая на ноги и широко простирая руки. В оперённом плаще он был похож на огромную хищную птицу. - Если мы нападём на Вольную Пустошь и поработим её население, то больше ни один гоблин не будет гнуть спину на Литейщиков! Рабская Пустошь наконец-то принесёт нам пользу!

Увалень и Счастливчик посмотрели друг на друга, вскинув брови. Воздух вокруг них взорвался нарастающим рёвом толпы:

- В рабство Пустошь! В рабство Пустошь! В рабство Пустошь!!!

Перекрывая рёв, над толпой раскатился голос генерала Литтаг:

- У нас никогда не будет более удобного момента для столь великой битвы! Со шрайками покончено! Нижнего Города больше нет! С помощью наших друзей с Опушки Литейщиков мы сможем начать атаку на Вольную Пустошь, пока она в смятении и потому уязвима. Это будет атака, равной которой не видывал Край! Никто не устоит перед могуществом Гоблинова Гнезда!

Увалень пожал плечами. Счастливчик опустил глаза. Они оба знали, что не жители Вольной Пустоши послали их братьев умирать на Опушку Литейщиков – это сделали Шрам Секира и другие предводители кланов, которых они сейчас видели.

- Мы победим! – вопила Литтаг, и её рев эхом гулял по огромному помещению.

По гримасам окружающих и их бешеным крикам братья всё больше и больше убеждались, каким будет решение собрания. Да что ж их всех не устраивает в сельском хозяйстве-то? В конце концов, всем надо есть. Но похоже, в головах у соседей засело только одно. Война!

В тёплом вечернем воздухе засветились и закачались яркие факелы – это толпа разбилась на группы, разбредающиеся по своим деревням.

- К победе! – взревел Шрам Секира им вслед. – И в рабство Пустошь!





3. Инкубаторы Восточного Посада



- Только посмотри на этих милых крошек! Они опять голодны! – проквохтала дородная Мамаша Пухорог своей сухопарой спутнице, почтенной Сестре Рябухе. Парочка шла по центральной галерее главного инкубатора, проверяя загоны для цыплят.

В каждом загоне, мимо которого проходили шрайки-старейшины, шрайки-цыплята кидались на запертые ворота и тянули шейки, шумно выклянчивая пищу. Они вылупились из яиц всего два дня назад, но уже доставали взрослым до пояса.

- Ну конечно, моя дорогая, - одобрительно кивнула Сестра Рябуха. Её глаза сузились и холодно сверкнули. – Им осталось недолго ждать.

Парочка дошла до конца прохода, где находилась сделанная из дерева и верёвок, и надёжно закреплённая система зубчатых колёс, воротов и шатунов. Птенцы в загонах росли с невероятной скоростью. Мамаша Пухорог подпрыгнула и ухватилась за тяжёлый рычаг, который медленно опустился под весом её качающегося тела. Послышалось шипение – это открылись клапаны чанов, и поток тёплых зубоскальих потрохов покатился вниз, к трубкам-кормушкам.

Инкубатор тут же взорвался неистовым царапаньем и визгами – это птенчики понеслись по загонам, от жадности врезаясь друг в друга и хватая клювиками трубки-кормушки, в нетерпении выкатывая глаза и хлопая корявыми крылышками.

Мамаша Пухорог перешла к колесу главного ворота, плотно обхватила его, резко повернула, и под громкое клацанье механизма потроха помчались по трубкам. Цыплята плюхнулись на гузки, и их глазки засияли от удовольствия, когда мясо покатилось по шейкам прямо в желудки.

Мамаша наблюдала, как округляются их животики.

- Пожалуй, пока достаточно, - сказала наконец она, оттягивая колесо назад.

Поток потрохов резко оборвался. Раздувшиеся от еды птенцы шлёпались на спинки и закрывали глаза.

- Давайте, милашки, - прошипела Сестра Рябуха, - спите как следует. Растите высокими, сильными и жестокими, – она повернулась к Пухорог. – Скоро наша новая боевая стая попирует потрохами врагов, - Рябуха вскинула голову. – Шайка Шраек восстанет под сенью роскошных перьев новой Мамаши-Атаманши!

Старая матрона неуверенно оправила чепец.

- Надеюсь, ты окажешься права, Сестра Рябуха, - сказала она. – После того, как Мамаша Ослиный Коготь II и вся Шайка сгинули в Нижнем Городе, мы крайне нуждаемся в новых предводительницах боевой стаи, - шрайка сожалеюще кудахтнула. – А наши собственные клювы слишком истёрлись для того, чтобы брать на себя такую ответственность, а, сестрица?

Сестра Рябуха вздохнула. Её глаза потускнели от времени, а рыже-коричневое оперение поседело, превратившись в серо-белое. Она прекрасно понимала, что её время решений и ответственности в далёком прошлом. Когда-то давно Старшая Сестра Рябуха была важным лицом в Шайке Шраек, правой рукой самóй Мамаши-Атаманши. Затем, когда они перебрались в Восточный Посад, она была даже рада передать эту должность другим, ибо должна была улаживать дела в новом, постоянном, поселении.

А теперь всё вновь переменилось. Вся Великая Шайка Шраек – и боевые стаи, и сама Мамаша Ослиный Коготь II, - встретила жестокую смерть в канализации Нижнего Города. И не считая большой компании хитрых и бесполезных самцов, в Восточный Посад вернулась лишь стайка матрон-наседок да горсть почтенных старых Сестёр вроде неё. По возвращении уцелевшие посвятили себя огромной кладке яиц – будущим боевым стаям, Старшим Сёстрам и новой Мамаше-Атаманше.

Той штормовой ночью никто из них не сомкнул глаз. Прилежно, тщательно взрослые то добавляли, то убирали слои соломы и пуха, чтобы яйца находились при постоянной температуре. Шрайки убили и выпотрошили множество зубоскалов, набив их внутренностями кормильные чаны. И когда настало великое время Вылупления, они по традиции встретили птенцов громовым скрежещущим кличем:

- От скорлупки к ветрам!

От пушинки к перу!

Насыщайтесь и растите сильными!

Через несколько часов новорожденные впервые вылиняли, потеряв свой мягкий пушок, и отрастили новые перья к третьей в жизни кормёжке. Здесь были шрайчата всех мастей – от крапчатых и полосатых, бежевых и коричневых, до кричаще-пурпурных, алых, синих и оранжевых. Окрас заранее намечал будущее птенцов, быть им в числе формирующихся воинственных боевых стай, или стать будущими Старшими Сёстрами Шайки Шраек. А сейчас, пока новая стая росла и набиралась сил во сне, Рябухе предстояло вновь принимать решения, как верно и подметила Мамаша Пухорог.

- Ах, сестра, - обстоятельно принялась излагать Рябуха, - Всё идёт именно так, как я всегда подозревала. Мы, шрайки – народ кочевой, мы привыкли странствовать. Мы сроду не селились на постоянном месте.

- Но Восточный Посад,.. – начала было Мамаша Пухорог.

- Восточный Посад – это противоестественное явление! – оборвала её Сестра. – Гнездовье шраек никогда не должно находиться на одном и том же месте! – она сделала паузу. – Да, я признаю, что овчинка стоила выделки, покуда мы могли контролировать торговлю на Великой Дороге. Но сейчас, когда она уничтожена вместе с Нижним Городом, у нас нет ни одной причины для дальнейшего существования Посада.

У Мамаши Пухорог отвалилась челюсть.

- Да, сестрица, - продолжила сухопарая старейшина. – Я знаю, что мои слова звучат как гром среди ясного неба, но пришло время оставить Восточный Посад. Мы здесь стали слишком мягкими, слишком изнеженными и ленивыми. Настала пора паковать вещички, седлать зубоскалов и возвращаться на вершины деревьев. Надо возвращаться на старые рабовладельческие тропы – в конце концов, именно так мы и процветали на протяжении многих сотен лет, – и она махнула крылом в сторону будущих боевых стай. - А эти милые крошки обеспечат нам процветание ещё на сотни лет вперёд!

Седеющая Мамаша вздрогнула и замоталась покрепче в шаль.

- Рабы, говоришь, - протянула она. – Добыча рабов нынче не так легка, как раньше. Времена изменились, почтенная Сестра. Племена, живущие в Дремучих лесах, объединяются. Гоблиново Гнездо состоит в прочном союзе с Опушкой Литейщиков. А Вольная Пустошь? Эти встанут стеной и будут сражаться до последнего вздоха. Не то, что в былые времена, когда было так легко порабощать разрозненные деревни. На кого же из них ты посоветуешь напасть?

Рябуха издала неодобрительный возглас и помотала головой.

- Нет, - ответила она. – Точнее, пока нет, предусмотрительная моя подруга. Нас ещё слишком мало. Но есть и другая цель. Передвигающаяся цель. Множество ног и уязвимых мест, удирающих из разрушенного города…

- Жители Нижнего Города! – возбуждённо каркнула Пухорог.

- Они самые, - последовал немедленный ответ. – Я выслала разведчиков, чтобы следить за их передвижениями, и весьма рассчитываю…

В этот миг из-за стен инкубаторов донёсся гневный вопль. Сестра Рябуха и Мамаша Пухорог обменялись быстрыми взглядами и бросились назад по проходу, мимо сонных птенцов – наружу, на выступающий внешний балкон.

В воздухе, высоко над их головами и над Восточным Посадом, кружилось множество похожих на насекомых небоходов. Пухорог посмотрела наверх и прошептала:

- Библиотечный патруль.

- Похоже, не мы одни выслали разведку, - кивнула Сестра Рябуха, перевешиваясь через перила.

Там, далеко под ней, на центральной платформе у подножия инкубаторов, толпились престарелые Сёстры, седые Мамаши и тощие самцы. Они указывали в небо и нервно переговаривались. А рядом с ними, у бойниц, замерли оторопевшие посадские защитники.

- Да не стойте столбом! – яростно взревела Сестра Рябуха. – Сделайте хоть что-нибудь!

Шрайки немедленно принялись за дело – натягивать катапульты, наводить прицелы, поджигать лафовые ядра…

Ну, по крайней мере, они попытались это сделать. Но, как показал опыт, дело это было им совсем незнакомо - ведь обороной всегда занимались стражницы. Те же, кто толпился на платформе внизу, раньше освобождался или не допускался до катапульт. Однако сейчас, когда стражниц больше не было, и некому было защищать Шайку Шраек, элите приходилось браться за оружие, чтобы спастись самим и – что важнее – спасти своих бесценных подопечных в инкубаторах.

- ОГОНЬ! – взвизгнула Сестра Рябуха – и тут же шлёпнулась на доски, уворачиваясь от пылающего пурпурного ядра, которое просвистело так близко, что подпалило ей перья возле уха.

Не только это ядро попало мимо цели. Около полудюжины из них позорно выскользнули из лож и были залиты водой прежде, чем подожгли переходы и платформы. Остальные бессильно пролетели по низкой дуге и ухнулись в лес за городом.

Но несколько – немного, но достаточно для того, чтобы нанести урон, - были запущены отлично.

- Да, да, да! – нетерпеливо шипела Рябуха, пока под её жадным взглядом четыре, пять… уже шесть огненных шаров ворвались в небо и врезались в вихрь далёких Библиотечных небоходов.

Тяжёлый грохот – «баммм!» - раскатился по небу, когда в фонтане искр сначала один, а потом ещё два небохода поздоровались с ядрами и винтом повалились вниз, вниз, вниз с небес. Два из них бабочками упорхнули в Дремучие леса. Однако третий, потеряв управление, падал прямо на Посад.

Сестра Рябуха поднялась на ноги и в предвкушении потёрла когтистые лапы-крылья.

- Иди же ко мне, мой сладенький, - шептала она. – Иди к Сестре Рябухе!

Как снежарик-подранок, небоход вздрагивал и трепетал на пути к земле. И вот уже он с тихим стуком упал на центральную платформу. Его всадник отчаянно старался вырваться – но запутавшиеся верёвки и тросы, не давшие злополучному Рыцарю укрыться в относительной безопасности Дремучих лесов, только затягивались сильнее. Шрайки взяли пленника в кольцо, тыкая в него копьями и угрожающе покручивая костоломами.

- Осторожней! – заорала Рябуха. – Не убейте эту дрянь!

Разразившись возгласом разочарования, пара шраек разрезала верёвки и швырнула добычу на доски.

- Остальные, продолжать огонь! – рявкнула седая Сестра.

Мамаша Пухорог повернулась к ней:

- Похоже, мы больше не зависим от результатов твоей разведки, - усмехнулась она.

- Именно, милая, - мурлыкнула Сестра Рябуха, и перья на её шее грозно вздыбились. – Для начала мы выпотрошим это библиотечное недоразумение, потом медленно спустим с него шкуру, пока оно не даст ответов на все наши вопросы. И вот что я тебе скажу, - голос Рябухи поднялся до визга, - местонахождение жителей Нижнего Города будет раскрыто, даже если мне для этого придётся его выяснять по дымящимся кишкам пленника!

@настроение: И всё-таки... МОООДЖИН!!!!

---

"Каменный Пилот"

[Ксант Филатайн]

Ну вот, как и обещал - первая глава. Как обычно, жду отлова речевых и грамматических ошибок...







Вступление.



Далеко-далеко отсюда находится Край, выступающий над бездной, как резная фигура на носу величественного каменного корабля. С самого края пустынного выступа льётся вниз мощный поток воды – это река Краевая, и это конец её долгого пути.

Чуть выше по течению лежат таинственные Каменные Сады, где высокими кучами вздыбились летучие камни, что поднимают в воздух корабли воздушных пиратов. Ещё чуть дальше – и поток пробегает под самой огромной в Крае летучей скалой, на которой построен воздушный город Санктафракс, извивается меж доков и пристаней Нижнего Города, плещет около канализационных труб, по которым в кружащуюся воду сбрасывают отходы городские фабрики и литейные цеха.

За Нижним Городом раскинулись опасные Топи, где блестят огромные пустынные трясины и ползучие грязевые дюны. Поскольку река здесь почти полностью уходит под землю, она подмыла грунт, испещрив его оспинами грязевых ям. И когда давление под поверхностью становится слишком сильным, коварные ядовитые ямы взрываются без предупреждения. Под землёй поток остаётся и тогда, когда пересекает Сумеречный лес. Кое-кто утверждает, что это происходит из-за предательских опьяняющих чащоб – жуткого места, которое лишает разума и чувств тех, кто в нём затерялся, и даже в умиротворении смерти оно отказывает, не позволяя вошедшим под сень деревьев найти путь назад.

И лишь в Дремучих лесах Краевая вновь показывается из-под земли, вбирая в себя притоки и разделяясь на многочисленные протоки, что веером разбегаются по бесконечному лесу, незаметно сплетаясь в источнике всех вод Края, называемом Риверрайз. И этот лабиринт водных потоков – ручьёв, речек, рек, что прыгают по камням быстрыми и стремительными водопадами, что расползлись во все стороны, превратившись в кишащие мошкарой лесные болота, что слились в глубокие, чистые как кристаллы, озёра, – весь этот лабиринт является живой кровью Края, той кровью, что притягивает всех существ этих земель.

Вэйфы и лесные тролли, кучкогномы и дуркотроги, гоблины всех пород – кривозубые, пилозубые, розовоглазые, лопоухие и даже серые. Одни беспощадные, как воинственные орды изукрашенных шрамами плоскоголовых и молотоголовых гоблинов. Другие миролюбивые, как гоблины-мокроноги и их близкая родня, спокойные гоблины-сиропщики. Но все вместе и каждый в отдельности, они зависят от воды, что течёт через их покрытую тёмными лесами родину.

Исследователь нашёл бы в Дремучих лесах бесчисленное количество необычных созданий: от толстолапов-одиночек до стай зубогрызов; от жаб-вонючек, убивающих жертву ядовитым дыханием, до червей-чурбаков, что становятся на дыбы и проглатывают добычу целиком; от словоохотливых троллей-балабол с их странными глазами до бородатых, похожих на бочки, зубоскалов с ноздрями на макушке и с ногами, как у древесной лягвы.

Но среди них есть один странный и немногочисленный народ. Лишь самый отважный естествоиспытатель смел бы надеяться на встречу с ним. Этот народ – из числа самых недоверчивых и таинственных жителей Дремучих лесов – окружил себя такими тайнами и живёт так отшельнически, что большинство учёных сомневается в его существовании и считает, что он – всего лишь часть мифов и легенд.

Однако эти учёные заблуждаются. Тайное племя действительно существует. Оно называется злыднетрогами. Как принято у всех народов Дремучих лесов, предания злыднетрогов передаются от поколения к поколению, из уст в уста. Истории эти повествуют о личной отваге, силе духа, приключениях и открытиях.

Одну из них мы и хотим вам рассказать…







Глава 1.

Зубоскальчик.



Я, Моджин, была когда-то каменным пилотом. Я летала сквозь сердце ледяных штормов, била в Топях гнилососов-альбиносов, сражалась с небесными галеонами среди пылающих железных сосен, в воздухе, чёрном от удушливого дыма… И всё это время я удерживала в небе воздушный корабль. Сейчас я должна использовать всё своё мастерство, чтобы противостоять унынию, которое угрожает уничтожить меня. Осторожно поплыть по его течению, взять обратно под контроль и использовать воспоминания, как вороты и рычаги на платформе летучего камня, как я это проделывала, будучи каменным пилотом…

Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю и возвращаюсь назад, назад, к самому началу этой истории, которая зародилась глубоко под Дремучими лесами, в Великой Пещере Трогов – месте, где я, Моджин, дочь Лоэс, дочери Лоам, правнучки первой Пещерной Матери, Аргил, впервые открыла глаза. Сегодня дуб-кровосос одарил меня восемьдесят восьмым годом жизни, и хотя это внушительный возраст даже для злыднетрога, я всё ещё выгляжу, как двенадцатилетняя.

И это – самая главная моя тоска, та печаль, что я скрываю внутри себя, как заботливо оберегаемый летучий камень в клети воздушного корабля. То вниз, то вверх – но всегда внутри.

Сейчас, когда я стою на краю пустынного Риверрайза и смотрю на простирающиеся впереди безбрежные Дремучие леса, моё сердце наливается тяжестью, словно летучий камень, раскалённый пылающими кострами памяти. И тоска – этот ужасный груз в самом сердце моего существа – заставляет меня перешагнуть через край и нырнуть вниз, как этот камень, - туда, в чёрное ничто, откуда уже не будет возврата…

Но мне следует вернуться к самым ранним воспоминаниям – к воспоминаниям о дивной пещере, где я родилась. Слёзы наворачиваются на глаза, стоит лишь подумать о ней…



Она была красивой, такой красивой. Крепкие, похожие на колонны, корни деревьев, что росли в Навершье, простирались в воздухе от сводчатого потолка до мягкой почвы на полу пещеры - те корни, что давали нам всё необходимое для жизни.

Кроме корней священного дуба-кровососа, здесь было множество других. Некоторые, как корешки сладкого колыбельного дерева или жёлтого смаклёвника, кормили нас. Другие – железная сосна, свинцовое и медное деревья – приносили урожай сырья для жилищ. А некоторые – например, корни очаровательной зимницы или нежной плакучей ивы, - мягко сияли, купая пещеру в успокаивающем пастельном свете.

А ещё там было подземное озеро, полное кристально-чистой воды. Близ него, где клубок корней расходился широким веером, мы, троги, построили бумажные капсулки-дома, громоздящиеся один на другом и образующие «троговы соты». Они были круглые и удобные, отделённые друг от друга общими переходами, и когда кто-нибудь был в домиках – днём ли, ночью ли, - те освещались изнутри мерцающими корнесвечками.

Ах, как я любила смотреть на прохладное озеро. Я созерцала мягкий свет троговых сот, отражающийся в тихих водах, и ждала, когда же с уборки урожая корней вернётся Лоэс – моя милая мама.

Уже сколько лет прошло, а я всё ещё так ясно её помню – статную, высокую, в бумажном платье и с великолепными татуировками, покрывавшими её сильные руки и блестящую лысую голову. Тощие, худосочные троги-мужчины трусили рядом с мамой, неся её тяжеленную косу и кран для корней, пока она сама тащила вязанку побегов колыбельного дерева и нектар смаклёвника нам на ужин. Завидев её, я вопила от радости и неслась домой, чтобы успеть зажечь корнесвечки и расстелить обеденную скатерть до того, как мама вернётся.

А после ужина в нашем маленьком сияющем жилище она усаживала меня на пол и расчёсывала, и заплетала, и украшала бусинками, и переплетала шнурками мои волосы, рассказывая при этом разные истории. Это были чудесные повести про злыднетрогов, про первую Пещерную Мать Аргил, и про то, как она основала нашу колонию под корнями священного дуба-кровососа, выкопав с дочерьми первую маленькую пещеру и создав крошечный прудик для росы. Укрытая от ужасов и опасностей Навершья, колония процветала, а пещерка выросла в величественную пещеру трогов, которая была так хорошо мне знакома.

Здесь, в царстве сияющих корней и блестящего озера, не было ни снега, ни дождя, ни ураганов, ни гроз. Пещера укрывала нас. Она дарила нам прохладу, когда жители Навершья плавились от жары, и хранила для нас тепло, когда железные сосны стонали под тяжестью снега и льда. О, пещера не только укрывала, но ещё и хорошо защищала нас.

Любой трог знает, что наверху, в Дремучих лесах, полно племён, ведущих вечную битву. Там постоянно вспыхивают сражения, а мародёрствующие орды грабят соседей и шарятся по деревням друг друга. Ужасные боевые стаи шраек, невежественные банды молотоголовых гоблинов и шайки бродячих работорговцев охотятся на слабых и доверчивых. И, словно бы этого мало, за каждым деревом и на каждой тенистой опушке таятся страшные лесные создания – жабы-вонючки и реющие черви, вжик-вжики и зубогрызы.

Но пока в Навершье все эти племена сражались и все эти твари друг друга жрали, мы, троги, мирно жили, укрываясь под пологом пещеры. А если какой-нибудь нежеланный гость подобрался бы слишком близко ко входу, то священный дуб-кровосос вместе со своим закадычным другом, смоляной лозой, быстренько бы о нём позаботились. Большинство из жителей Навершься знает по горькому опыту, что поляну, на которой пустил корни дуб-кровосос, следует обходить сторонкой. Посему мы, злыднетроги, живём мирно и счастливо в наших прекрасных пещерах подальше от суеты и войн Навершья.

По той же причине мы стали самым таинственным народом бескрайних Дремучих лесов. Немногие жители Навершья видели злыднетрога своими глазами. На самом деле, я обнаружила, что очень многие в нас не верят и считают пустыми россказнями старых троллих-балабол.

Вот что я, будучи маленькой, запоминала, сидя у ног матери, пока та расчёсывала и перевязывала шнурками мои прекрасные струистые оранжевые волосы. Но обе мы знали, что я их потеряю, когда дуб-кровосос подарит мне двенадцатый год жизни и превратит в злыднетрога на Кровавой Церемонии. Ах, Кровавая Церемония, невероятное превращение, которое лишь однажды происходит в жизни трога!..

Ну вот, опять в моём сердце тоскливая тяжесть – эта невыносимая, невыносимая тяжесть. Надо быть осторожной, а не то она сбросит меня вниз. Надо попробовать облегчить её; охладить печаль, как охлаждают перегретый камень, нажимая на спусковой рычаг и осыпая его ледяной землёй, сыпящейся сверху песчинка за песчинкой.

Так, идея: подумаю-ка я о Мигуне…

Точно. Мигун. Мой милый щенок, малыш-зубоскал. Наверное, ему было всего лишь несколько часов отроду, когда я впервые увидела его угнездившимся в огромных, протянутых ко мне, руках мамы.

- Держи, Моджин, цветочек мой, - сказала она радостно, и её налитые кровью глаза сверкнули, когда она вручила мне зверушку. – Смотри, что я тебе принесла.

Я улыбнулась. Хоть матери-злыднетроги и выглядели огромными и страшноужасными, но со своими детьми они были исключительно нежны и заботливы. Подсовывая дочерям на воспитание домашних зверьков, они верили, что те в свою очередь станут хорошими матерями. И Лоэс не была исключением.

- А кто это? – поинтересовалась я.

Мохнатая рыжая тварюшка с сильными задними ногами и большим-пребольшим ртом таращилась на меня широко раскрытыми доверчивыми глазами.

- Жители Навершья зовут их зубоскалами, - улыбнулась в ответ Лоэс. – Этот – ещё щенок. Знаешь, на той медной сосне, что у входа в пещеру, кладка вывелась, и малыш попал в наши тенёта. Из зубоскалов получаются отличные питомцы – они привязчивые, их легко воспитывать, и у нас не будет проблем, потому что он не болтун.

(Мы, троги, никогда не пустим в пещеру существо, которое может выдать тайну нашего существования.)

- Жаль только, что он мальчик, - сказала мама и хихикнула. – Как назовёшь-то?

Я посмотрела на крошечное созданье, и тут же его рот раскрылся, словно в улыбке, а огромные жёлтые глазищи на секунду захлопнулись.

- Мигун, - произнесла я. – Я буду звать его Мигуном.

С этого дня мы с Мигуном были неразлучны. Я кормила его толстыми розовыми червяками, живущими на шишковатых корнях плакучей ивы, причём он их ел только тогда, когда я их давила и они прекращали извиваться. Я кидала скользких червей в широко разинутую пасть щенка, а он нетерпеливо лаял и вилял тонким, как кнут, хвостом.

Мигун быстро подрос на диете из червяков, и мы принялись облазивать с ним всю пещеру сверху донизу. Мы чупахались в свежем озере, гонялись друг за дружкой между гроздьями корней и играли в прятки среди домиков троговых сот. И лишь к одному месту Мигуну не следовало приближаться – к огромной колонне корней дуба-кровососа, находившейся в самом центре пещеры.

Когда эти корни сияли красным светом, он верещал от ужаса и мчался подальше, словно бы чуя, что там, наверху, священный дуб-кровосос глотает какую-то невезучую добычу. Ну, это было и к лучшему, потому что животным не разрешалось входить под корневой купол, где находился главный поильный корень, и где совершалась Кровавая Церемония.

Так, я не должна думать об этом.

Любимое место Мигуна было возле нижнего входа в тоннель, ведущий в Навершье. Всякий раз, когда мы туда приходили, он начинал волноваться и рваться, и высоко подпрыгивать на сильных лапах, вываливая язык из широкой пасти. Он нюхал воздух, идущий снаружи, и в его янтарных глазах загоралось что-то дикое. Порой мне приходилось буквально утаскивать его оттуда на верёвке из корней болотника, привязанной к ошейнику. Но с каждым днём Мигун становился всё сильнее.

Когда я рассказала о его поведении маме, она улыбнулась и нежно взъерошила мне волосы.

- Не забывай, желудёнок, - сказала она, - что настоящий дом Мигуна – Навершье. Он должен жить на самых макушках деревьев, и этот инстинкт зовёт его…

- Но его дом здесь, со мной! – запротестовала я. – Он – мой Мигун, и я люблю его!

- Скоро твоя Кровавая Церемония, - нежно сказала Лоэс. – После неё твои чувства изменятся. У тебя не останется времени на зверьков, ты должна будешь растить свою собственную дочь.

- Я всегда буду любить Мигуна! – закричала я, яростно прижимая к себе щенка.

- Ты хорошо воспитывала его, но если действительно хочешь доказать свою любовь, то отпусти его, прежде чем станешь злыднетрогом, - отозвалась Лоэс.

Всякий раз, когда я вспоминаю дорогие мамины слова, у меня слёзы наворачиваются на глаза. Конечно, она была права. Я знала это, как и положено трогу двенадцати лет отроду. Зато я не знала – да и не могла знать, - что это доказательство любви навсегда изменит мою жизнь.

Я помню всё, как будто это произошло вчера. Лоэс и другие злыднетроги осмотрели меня, отметив, что волосы мои обрели глубокий оранжевый блеск, моя белая кожа стала отливать жемчугом, а глаза засверкали ярче и синее, чем когда бы то ни было. Они сочли, что я готова к превращению в злыднетрога, и поспешили подготавливать главный поильный корень. Моя Кровавая Церемония должна была совершиться на следующий день. Оставалось сделать лишь одно.

Я проснулась с тяжёлым сердцем и трясущимися пальцами, взяла конец Мигунова поводка и отправилась ко входу в пещеру.

Я уводила моего дорогого зубоскальчика в Навершье, чтобы выпустить его на свободу.

Я помню ощущение верёвки из болотника, которую я крепко стискивала в ладонях, пока всё больше и больше беснующийся Мигун волок меня по тоннелю к миру наверху. Мы пробрались мимо тенёт, которые не впускали в пещеру посторонних, скользнули за острый выступ и поднялись по ровному склону…

И вот мы пришли и выглянули на залитую солнцем поляну. Корявый корень медной сосны скрывал маленькую дырку входа. Кругом высились величественные деревья, а между ними буйствовали растения Дремучих лесов помельче – сыроивы, колоколицы и пилолисты. Но что я запомнила лучше всего – лучше солнечного света, разбрызганного зайчиками, лучше шелеста раскачивающихся деревьев, лучше гудения лесных пчёл, лучше ухающего кашля далёкого лягвожора, - это шокирующее ощущение ветра на лице.

Внизу, под защитой пещеры, воздух был тёплым и неподвижным. Лишь опускающаяся бумажная шторка у входа в дом создавала легчайший ветерок. Поэтому ощущение ветра на лице просто потрясло меня. Я словно бы усохла до размера семечка и была готова улететь прочь в Дремучие леса, чтобы затеряться там навеки.

Сердце бешено заколотилось, я часто, с трудом задышала, а ноги мои подкосились. Я выронила верёвку из болотника – и Мигун, испустив ликующий крик, прыгнул на поляну и скрылся за деревьями.

- Прощай, Мигун! – закричала я вслед. Сердце словно перевернулось в груди, когда щенок скрылся из виду. – Прощай, малыш!

Я было повернулась и собралась поковылять назад в тоннель, всё ещё в шоке от ощущения ветра, играющего моими волосами и шуршащего бумажным платьем, которое было на мне надето, как вдруг раздался вопль:

- Ийеааааоууух!

Это был крик боли. Сердце моё словно пронзило холодом, и все мысли вылетели из головы. Мигун попал в беду! И я должна была что-нибудь сделать.

Я должна была спасти его.

Я рванулась из дыры наружу и понеслась через полянку к деревьям. В следующую секунду я прорвалась через подлесок к маленькому тенистому просвету. И там, с толстой оперённой стрелой в груди, лежал на боку мой милый Мигун.

- Нет! – закричала я, подбегая, бросаясь рядом с ним на колени и подхватывая его голову в сложенные чашей руки.

Раненый щенок поднял на меня взгляд. Его огромные янтарные глаза словно бы молили о помощи. Потом он мигнул – раз, другой… Глаза затуманились, закрылись в третий раз – и больше не открылись.

- Ох, Мигун! – зарыдала я, и едкие слёзы хлынули из глаз и покатились по щекам. – Мигун! Ми…

Хрусь!

За моей спиной послышался хруст сломанной ветки, а за ним последовало низкое гортанное рычание…

@настроение: Моджин, Моджин, Моджин, Моджин!!!!!!!! МООООДЖИН!!

---

Уррра!

[Ксант Филатайн]

*на седьмом небе от счастья* АААА! Плут и Брысь подарили мне на Ночь Чудес "Каменного Пилота"!!! Там всего шесть глав, и если пересчитать объём на стандартный том "Пиратов", то около сорока страниц текста. Так что скоро начну сыпать перевод в сеть, а пока вот вам для затравки:

@настроение: Моджин, Моджин, Моджин, Моджин!!!!!!!! МООООДЖИН!!

---

КРАЙний праздник

[доктор мозгоправ]

Наступает Ночь чудес!

С праздником вас, КРАЙняшки.

---

Картинка.

[Ксант Филатайн]

Надеюсь, на этот раз при попытке засунуть сюда картинку Дайрики не рухнут?! *хнычет*

Ладно, третий раз за всё платит.



Водгисова ночь:





Честно говоря, про этот праздник мало что известно, кроме того, что он связан с водой. Поэтому у Плута и меня он ассоциируется с Иваном Купалой. Ну вот и нехай будет пока так... Может, авторы когда-нибудь что-нибудь уточнят.

---

Ну чем не Вокс? :)

[доктор мозгоправ]

сперто отсюда: http://fishki.net/comment.php?id=16034

---

КРАЙние анекдоты. :)

[доктор мозгоправ]

Разговаривают детишки ученых.

Сын орнитолога:

- Меня Помогарь принёс.

Сын ботаника:

- Меня из под болотной капусты достали.

Сын библиотекаря:

- А меня просто в кабинке-читальне нашли!..



***

Ксант ковыряется в мастерской. К нему подходит Магда:

- Ксант, а что ты делаешь?

Ксант:

- Деталь вытачиваю.

Магда:

- Ой, это должно быть очень интересно! Все эти рашпили, керны, штихили, фланцевые притирки, резьба под муфту, стопарение калибровочным шпунтом! Знаешь, я в этом ничего не понимаю ...



***

Идут Ксант и Стоб. Ксант:

- О, кажется мне девушка улыбнулась!

Стоб:

- Да ладно, я тебя когда первый раз увидел, целую неделю ржал...



***

Разговор в столовой. Плут:

- Я хочу есть как толстолап!

Стоб:

- А я хочу есть как ежеобраз!

Ксант, тихо себе под нос:

- Хи... А я как крыса уже все сожрал. ))

---

Толстолап и Кородёр

[Брысь Длиннохвост]

Для Стокера =З

Большая толстолапиха с маленьким Плутом =З

---

Лозунг литейщика

[Брысь Длиннохвост]

Настоящий лозунг литейщика (было написано на плакате в плавильном цехе):



"Вся сила - в плавках!"



А теперь осталось соотнести это с Х. Плюнем и его Опушкой =З

---

Анекдот

[Брысь Длиннохвост]

Ограблена была Френсис в пользу Пиратов КРАЯ =)





Сидит грустный Ксант Филатайн на пирсе в обнимку с костылём. К нему подходят Стоб, Плут и Магда. Магда гладит Ксанта по плечу:

-Не переживай!

-Я не переживаю, просто сонный...

-Чай, кофе? - спрашивает Плут. - Хочешь булочку?

-Не поможет...

Стоб от всей души предлагает:

-Пинка?

---

Анекдоты

[Брысь Длиннохвост]

Вы как хотите, но, имхо, нашему собранию анекдотов не хватает вот этого:



***

-Скажи, мудрый Каулквейп, эта смакля висит очень высоко?

-Да, Плут Кородёр, эта смакля висит очень высоко.

-Скажи,мудрый Каулквейп, эта смакля висит так высоко, сможет ли умный Ксант его достать?

-Hет, Плут Кородёр, умный Ксант не сможет её достать.

-Скажи,мудрый Каулквейп, а добрая Магда сможет её достать?

-Hет, Плут Кородёр, и добрая Магда не сможет её достать.

-Скажи,мудрый Каулквейп, а сильный Стоб сможет её достать?

-Hет, Плут Кородёр, и сильный Стоб не сможет её достать.

-Скажи, мудрый Каулквейп, а ты сможешь её достать?

-Hет, Плут Кородёр, и я не смогу её достать.

-Скажи, мудрый Каулквейп, а я смогу достать эту смаклю?

-Да, ты кого хочешь достанешь, Плут Кородёр.



***

Приходит Стоб на экзамен, ставит перед преподом бутылку хрумхрымсового чая.

-Ну, удовлетворительно!

Стоб достаёт коробку сушёных смакль.

-Ну, хорошо!

Стоб достаёт моднявое кованное перо.

-Отлично! Давайте свою зачётку.

Стоб, со словами "пойду ещё здам физику", сгребает всё обратно.



***

-Папа, вот ты синоптиком работаешь, - говорит маленький Бельфиниус. - твои прогнозы всегда сбываются?

-Всегда, сынок, только даты не всегда совпадают.



***

Марис:

-Милый. Ну что ты все молчишь и молчишь. Расскажи, о чем ты думаешь.

Квинт:

-Понимаешь, дорогая. Вот если обмотать КРАЙ и Луну медной проволокой в

несколько слоев, то получился бы неплохой генератор переменного тока.

Марис:

-Опять ты куришь всякую дрянь?!!! Не переменного, а постоянного...

---

Пираты: Зимние Рыцари

[Брысь Длиннохвост]

Вчера попала в снежно-дождевую пургу, вот и результат =З

Захотелось чего-то зимнего =З А то что это за декабрь - +9 и зелёная травка *_*

---

Дурацкая шутка XDDDD

[Брысь Длиннохвост]

...-Отныне вы настоящие профессиональные летающие задницы! - одобрительно сказала Варис ученикам.

"Грёбаный переводчик!" - подумали Кородёр, Берликс, Ламмус и Филатайн.





Простите, не удержалась

@настроение: Бу-га-га! XD

---

Ксант и Магда =Р

[Брысь Длиннохвост]

По моей просьбе Юшечкин нарисовала мне их в ЧБ, а я их расскрасила =Р

Как всегда криво покрашено, но мне - нра =^_^=

Позитиная картинка =З







Юшечкин, солнце, спасибо =З